|
О сетевых идеях и неформальных акторах в современной мировой политике и международной безопасности
Варфоломеев А.А., Нижегородский государственный университет им. Н.И.Лобачевского, Чумаков В.А., Общественная палата Российской Федерации
Сложно переоценить значение англосаксонских, прежде всего американских, наработок в формировании нового миропонимания и объяснения нового мирового порядка в целом.
Мы хотели бы затронуть одну из самых популярных с конца 1990-х гг. концепций в исследованиях международной безопасности. Речь идет о так называемых «сетевых акторах» и изучении «сетей» в целом. Редкий специалист не использовал в своих работах теорию или, по крайней мере, понятийный аппарат «сетевых исследований» (Networks Studies). Более того, многие практики внешней политики и политики безопасности по всему миру используют в своей риторике термины «транснациональные сети», «сетевые организации», «отношения по сетевому принципу» и т.д. Приведем в качестве иллюстрации выдержку из Доклада бывшего Генерального секретаря ООН К.Аннана, озаглавленного «При большей свободе: к развитию, безопасности и правам человека для всех»: «Небольшие сети негосударственных субъектов - террористы - заставили даже наиболее могущественные государства, особенно после ужасных нападений 11 сентября 2001 года, почувствовать себя уязвимыми» [1].
Понятие «сеть» было использовано даже в резолюции 1390 Совета Безопасности ООН применительно к «Аль-Каиде».
Исследователи-международники, «ухватившись» за любопытную концепцию, на ее основе модулируют сценарии развития мировых дел, принимая во внимание «сетевой» фактор, прогнозируют возможные последствия «сетевых» трансформаций. Отечественный исследователь Э.Г.Соловьев, в частности, пишет, что сращивание транснационального наркобизнеса, мировых финансовых сетей, а также международного терроризма представляет собой силу, параметры которой оценить сложно, также как выявить конфигурацию и масштабы угроз, которые способны представлять собой консолидированный интерес террористических, финансовых и криминальных сетей. Эти новые сети принципиально нелояльны государство-центричным политическим установкам современной системы международных отношений, которая все еще является системой государств. Международный терроризм, паразитирующий на бесконтрольности транснациональных финансовых сетей, действующих помимо государств и межгосударственного сообщества, оказался типологически новой транснациональной угрозой, которая, возможно, повлекла за собой и типологически новую - транснациональную войну [2].
Британская исследовательница А.-М.Слотер в своих рассуждениях о роли «сетей» в новом мировом порядке [3] утверждает, что «сетевые акторы» не тождественны друг другу. Она предлагает подразделить их на глобальные (global) - террористические организации, теневые финансовые структуры и организованную преступность; и официальные правительственные сети (networks of government officials), к которым А.-М.Слотер причисляет Интерпол, международные финансовые институты и многочисленные международные организации [4]. Таким образом, автор в своих «сетевых» рассуждениях доходит до того, что объявляет террористические организации и создаваемые официальными правительствами международные институты организациями одного порядка - всего лишь разных типов.
Благосклонно принятая в нашей стране «сетевая» идея весьма популяризирована, а в некоторых моментах еще и чрезвычайно универсализирована. При этом, как известно, любую прогрессивную мысль можно погубить путем доведения ее до крайностей. Поэтому, чтобы дать некоторые оценки упомянутым рассуждениям, обратимся прежде к изначальным идеям о «сетевых» игроках, которые теснейшим образом связаны с плодами синергетических подходов в западных международных исследованиях.
Один из основателей синергетики, немецкий физик Герман Хакен определял ее как науку о самоорганизации, теорию «совместного действия многих подсистем, в результате которого на макроскопическом уровне возникает [новая] структура и соответствующее функционирование» [5]. Одной из ключевых категорий синергетики является самоорганизация. Ее значение, как отмечают исследователи синергетической парадигмы, возрастает по мере увеличения роли сетевых сообществ, начинающих существенно влиять на характер развития мировых политических, экономически, экологических и иных процессов. При этом констатируется, что применение теории самоорганизации, изучающей нелинейные зависимости элементов сложных систем, позволяет внести недостающую ясность в понимание закономерностей эволюции таких мощных и склонных к скачкообразным изменениям внутренних состояний систем, как, например, глобальное пространство Интернет или всемирные транснациональные террористические сети [6].
Вместе с этим неотъемлемой характеристикой постнеклассической науки, которая взяла на вооружение синергетические разработки, является также соединение (а скорее, воссоединение) объективного мира окружающей действительности и субъективного мира человека. То есть признание крайне важной роли субъекта происходящих процессов. При этом самоорганизация и субъективизация исследуемых систем не противоречат друг другу. Более того, они могут быть взаимодополняющими элементами в рамках одного подхода. Точно так же как, например, формально антагонистичные анализ и синтез, имеющие в то же время прочную диалектическую связь. Система международной безопасности одновременно может расцениваться и как интегрирование ее элементов (систем национальной/государственной безопасности), и как результат прямого действия человеческой воли (позиций элит, групп лиц или даже конкретных персоналий, имеющих непосредственный выход на конструирование statusquo).
Даже естественные науки пришли к выводу, что закономерности неживого физико-химического мира могут зависеть от субъективной позиции исследователя.
Учитывая этот факт, вряд ли можно согласиться с возведением самой по себе самоорганизации в абсолют. Это может привести к полному обезличиванию общественных явлений. А обезличивание в системе международной безопасности неизбежно приведет к размыванию ключевого понятия ответственности. Вот и возникают рассуждения о самодостаточных «сетях», которые у некоторых авторов доходят даже до создания автаркичных моделей: такие «сети» не нуждаются ни в ком, ни от кого не зависят, ни перед кем не несут ответственности, но при этом становятся чуть ли не центральными действующими лицами современной системы международных отношений. Например, отмечается, что на смену централизованным организациям приходят сетевые структуры, состоящие из полностью автономных ячеек, способных в русле общего идейно-политического направления проводить террористические атаки в любой точке Земного шара [7]. В этом же направлении академик Е.М.Примаков отметил что, 11.09.2001 международный терроризм как раз проявился в наиболее устрашающей форме - самодостаточной организации, не связанной с каким-либо государством и претендующей на роль самостоятельного международного игрока. Именно в таком обличии предстала миру террористическая организация «Аль-Каида», которую официально не поддерживает ни одно государство [8].
В приведенной цитате наиболее интересным моментом, с нашей точки зрения, является употребление слова «официально». Действительно, ни одно государство не декларирует свою поддержку - прямую или косвенную - преступным негосударственным субъектам, ибо такая поддержка имеет следствием все ту же ответственность по международному праву или в соответствии с внутренними правовыми нормами. Даже движение «Талибан» в свое время не обнародовало факты своей связи с «Аль-Каидой» и ее лидером, хотя таковые ни для кого не были секретом.
Мы же исходим из простой аксиомы: не существует ни одной «сетевой» структуры, реально влияющей на мировую политику и систему международной безопасности, которая не была бы создана или не поддерживалась на определенном этапе каким-либо государством.
Самоорганизация «сетевых игроков» заканчивается ровно там, где начинается прямое или косвенное манипулирование ими (в том числе манипулирование посредством противодействия им) со стороны государств и влиятельных международных организаций.
Как отметил российский юрист-международник В.С.Котляр, международный терроризм не существует в вакууме - чтобы эффективно функционировать и быть в состоянии совершать крупномасштабные акции, подобные террористической акции 11.09.2001, международная террористическая организация должна иметь на территории каких-либо стран свои штабы, тренировочные базы, склады оружия, источники финансирования и поставок вооружения и кадров боевиков. Вообще, сколько-нибудь масштабные и эффективные действия международной террористической организации - такой, например, как «Аль-Каида» - возможны лишь при открытом или скрытом содействии властей каких-то государств либо с территории слабых государств, которые даже при желании запретить деятельность таких организаций не в состоянии сделать это [9].
Отечественный эксперт М.А.Хрусталев выделяет три модели участия государств в деятельности негосударственных субъектов: помощь, поддержка и пособничество [10]. В рамках первого варианта иностранное государство является фактическим, но косвенным участником внутренней войны. Официально или полуофициально оно заявляет о своей поддержке действий боевиков-террористов и на этом основании снабжает их финансовыми средствами, оружием, обеспечивает убежище и т.д. Иногда даже разрешает им действовать со своей территории. Вторым вариантом позиции правительства является поддержка. Она выражается в том, что правительство иностранного государства, как правило, полуофициально заявляет о своем сочувствии действиям террористов, но делает это не в категорической, а в критической форме. Спорадически оно может оказывать им финансовую помощь под видом благотворительных, гуманитарных и подобных акций. Обычно таким лицам предоставляется убежище как политическим эмигрантам, а все просьбы об их выдаче блокируются под различными предлогами. Одновременно дается полная свобода действий тем политическим и общественным организациям, которые оказывают помощь террористам. Третий вариант позиции - попустительство. Правительство официально осуждает действия террористов, но с оговорками. Само оно им никакой помощи не оказывает, однако не препятствует это делать политическим и общественным организациям в полулегальной форме и в ограниченных размерах. Официально убежище боевикам-террористам стремится не предоставлять, но на их нелегальное проникновение реагирует сдержанно, предпочитая не высылать, а ставить под полицейский контроль. Как видно, имеется большой набор сценариев, описывающих вовлеченность государств в игры с негосударственными субъектами.
Причем взаимосвязанность «сетевых игроков» и государств признают даже некоторые сторонники крайне критических взглядов в отношении государственного суверенитета и роли традиционных государств в современной мировой политике.
Уже упоминавшаяся А.-М.Слотер, которая разделяет сети на горизонтальные и вертикальные, считает, что первые возникли в результате взаимодействия государственных институтов или неправительственных организаций различных стран. Вторые представляют собой «супернациональные» организации, существующие на транснациональном уровне и выступающие фактически альтернативой традиционным государствам. Более того, «сети», по мнению исследовательницы, нередко более централизованы, чем многие из современных государств [11].
Хотелось бы уделить внимание важной мысли, прослеживаемой у А.-М.Слотер, также как у многих авторов, рассуждающих на «сетевую» проблематику. «Сети» настойчиво рассматриваются в качестве игроков одного поля с государствами, в том числе в сфере международной безопасности. Более того, якобы сформировался порядок на базе сосуществования множества постоянно конкурирующих подсистем, из которых лишь одна по-прежнему представлена государствами, а все другие - типологически иными акторами, главным из которых являются сети [12].
В данной работе не ставится цель отстаивать доминирующее положение государств в современных международных отношениях и полемизировать на тему эрозии государственного суверенитета. Поэтому упомянем лишь тот факт, что отечественная доктрина международного права не признает никакие «сетевые структуры» в качестве субъектов международных отношений (это, однако, не исключает права любого международника признавать наличие других, кроме государств и межправительственных организаций, игроков мировой политики, возможно, даже равных по статусу или влиянию традиционным государствам).
На чем же действительно мы хотели бы заострить внимание, так это на попытке искусственного создания из «сетевых структур» противников или даже врагов под стать традиционным государствам, что может иметь далеко идущие последствия.
Действительно, если под видом «сетей» в соперники государствам навязываются негосударственные криминальные субъекты, то они фактически в какой-то степени уравниваются с государствами. Происходит введение в правовое поле криминальных структур различного происхождения, которые являются объективно существующими реалиями, но не могут и не должны официально получать статус участника международных отношений.
Между прочим, dejure и defacto такой статус им дает не только «позитивное» признание (в качестве одного из многих участников), но и «негативное» - когда негосударственные субъекты в виде «сетей» объявляются вражеской стороной, противником в глобальной войне и т.д. Как известно, международное право признает существование только двух типов войн - войны между государствами и гражданские войны. При этом с начала операции в Афганистане осенью 2001 г. руководство США неоднократно заявляло о том, что ведет именно войну, военные действия (warfare) против террористов, террористических организаций и сетей.
О последствиях такого рода заявлений идет активнейшая дискуссия и в самом американском экспертном сообществе. Она посвящена, в том числе, последствиям «войны» между США и их союзниками, с одной стороны, и террористической сетью «Аль-Каиды», с другой, для международного гуманитарного права (международного права войны) и национального уголовного права. Чтобы вскрыть такие последствия, необходимо ответить на ряд вопросов.
Требует ли пересмотра право войны? На каком этапе противодействия терроризму действия правоохранительных органов должны уступать место военным действиям? При каких условиях вооруженный конфликт должен считаться затрагивающим нормы международного гуманитарного права? Против кого на законных основаниях может быть применена сила во время войны с терроризмом, и какая судебная инстанция должна разбирать дела об уголовных правонарушениях, совершенных в ходе такой войны? Адекватно ли трактуются в современном гуманитарном праве понятия военных целей и пропорциональности [применения силы] [13]?
Однако самый главный вопрос, во всяком случае, с точки зрения возможных практических последствий для всей системы международной безопасности - это вопрос о том, может ли вообще «сетевой игрок» или любой иной негосударственный субъект быть признан стороной вооруженного конфликта. При этом надо ясно осознавать, что если ответ на этот ключевой вопрос положителен, то это предполагает признание «Аль-Каиды» воюющей стороной, а ее боевиков - комбатантами по смыслу международного гуманитарного права и введение в силу норм Гаагского и Женевского права*. А это означает, что террористам «Аль-Каиды» с юридической точки зрения будет позволительно все то, что позволительно обычным комбатантам**, прежде всего, принимать непосредственное участие в боевых действиях.
*Женевские конвенции о защите жертв войны (1949), дополненные протоколом к ним (1977) - наиболее важные многосторонние международные соглашения в области законов и обычаев войны, направленные на защиту прав жертв вооруженных конфликтов. Гаагские конвенции - международные конвенции о законах и обычаях войны, принятые в Гааге на мирных конференциях в 1889, 1907, 1954 гг. и др.
**Комбатанты - лица, входящие в состав вооруженных сил воюющей стороны и имеющие право принимать непосредственное участие в боевых действиях. Попадая в руки противников, они имеют статус военнопленных в соответствии с законами и обычаями войны. Статус комбатанта не распространяется на шпионов и наемников.
То есть на вполне законной основе члены такой террористической организации, как «Аль-Каида», смогут применять все конвенциональные средства и методы ведения боевых действий, в том числе с использованием оружия. Налицо искусственно создаваемая коллизия между уголовным правом как отраслью национальной правовой системы и международным гуманитарным правом как отраслью международного публичного права. Благодаря этой коллизии и примату международного права участники негосударственных субъектов, признанных в качестве воюющей стороны, не смогут подвергаться уголовному преследованию по внутреннему законодательству, если в своей деятельности (прежде террористической и, соответственно, криминальной, а теперь вполне легализованной) они не будут выходить за «определенные рамки» - например, использовать запрещенные средства войны*.
*Запрещенные средства войны - средства, применение которых является недопустимым по международному праву, рассматривается как преступление против человечности и влечет ответственность.
Стоит отметить, что правящие круги США вполне осознали возможные последствия своей воинственной риторики и коллизии, ею создаваемой. Однако сделанные выводы были достаточно парадоксальными. Вместо отказа от концепции войны с международным терроризмом Соединенные Штаты устами официальных лиц стали проводить идею о неприменении Женевского права в отношении террористических «сетей». Причем сделано это было еще и под давлением общественности, которая была возмущена обращением с пленниками, захваченными оккупационными силами в ходе операций в Афганистане и Ираке. В опубликованной журналом «Newsweek» докладной записке тогдашнего юрисконсульта Белого дома А.Гонсалеса от 25.01.2002 говорится: «Война против терроризма является новым видом войны. По моему мнению, в свете этой новой парадигмы устаревают введенные Женевскими конвенциями строгие ограничения допроса пленных противников и размываются некоторые из их установок» [14].
В марте 2005 г. Пентагон опубликовал разъяснение М.Маркузо, заместителя своего юридического консультанта, по мнению которого Женевские конвенции не распространяются на «незаконных вражеских комбатантов» (т.е. «лиц, которые явно ведут военные действия против США, но которые не подходят под довольно узкую категорию, установленную Женевскими конвенциями для лиц, официально считающихся военнопленными») [15].
С нашей точки зрения, вопрос применимости Женевского права во время борьбы с терроризмом важен. Мы согласны с позицией юристов-международников, которые указывают изначальную нацеленность Женевских конвенций на уход от признания любого субъекта, кроме государства, в качестве легитимного участника вооруженного конфликта [16]. Но этот вопрос не должен оттенять всеобъемлющей проблемы - декриминализации деятельности «террористических сетей» посредством вывода их на арену международных отношений и попытки «встраивания» в существующую международно-правовую систему. Это абсолютно недопустимо. Любая правовая система лишается смысла, когда попирается основополагающий принцип - правонарушение не может стать нормой. Не затрагивая вопрос о роли государств в меняющихся международных реалиях, необходимо признать, что их легитимная деятельность в сфере безопасности не может быть признана вещью одного порядка с действиями криминальных негосударственных субъектов.
Представляется, что было бы правильным четко разделять предметы ведения международного гуманитарного и внутреннего уголовного права. Первое должно регулировать деятельность традиционных участников международных отношений и традиционных участников вооруженных конфликтов, затрагивающих международную безопасность. Законы и обычаи войны формировались, исходя из государство-центричной модели международных отношений, такова их философия и внутренняя логика. Нет смысла, не внося в существующие нормы изменений, подводить под них вырванных из другого контекста негосударственных субъектов. Что касается последних, то они преступны с точки зрения внутреннего уголовного права, включая имплементированные в национальную правовую систему нормы международного права борьбы с преступностью, соответствующие резолюции Совета Безопасности ООН, решения международных судебных органов и т.д.
Делая заключение по кругу рассмотренных вопросов, можно констатировать следующее.
«Принятие на вооружение» концепций новых угроз практиками внешней политики и политики безопасности на Западе было в значительной мере конъюнктурно. Идеи независимого и самостоятельного «террористического и криминального интернационала», «транснациональных преступных сетей», по существу, стали использоваться для прикрытия неофициальной деятельности («антидипломатии») ведущих государств. Так, новые наработки эксплуатировались для обоснования проведения специальных операций США (в частности, в Афганистане). При этом конъюнктурный вывод на сцену новых негосударственных игроков имеет далеко идущие последствия.
Теоретические разговоры на тему переходной стадии современных международных отношений, появления новых действующих лиц, в том числе так называемых «сетевых игроков», безусловно, имеют право на существование. Но за рамками просто разговоров совершенно недопустима легитимизация преступных субъектов, предоставления им какого-либо статуса участника официальных отношений в сфере международной безопасности. Террористы, как и участники транснациональных криминальных структур, - это преступники, которые должны быть осуждены и помещены в соответствии со стандартными уголовно-процессуальными процедурами в тюрьмы. И их организация, несмотря на глобальность сферы деятельности, - это не воюющая с государством сторона, а сложная, зачастую имеющая элементы самоорганизации система, но система криминальная по сути. Именно это качество не может позволить подобного рода организациям стать статусными участниками международных отношений, вне зависимости от того, к чему в будущем приведет трансформация мировой политики.
1. Аннан К. При большей свободе: к развитию, безопасности и правам человека для всех». Документ ООН А/59/2005*.
2. Соловьев Э.Г. Террористические организации как субъект международных отношений в меняющемся мире // Актуальные проблемы американистики: Материалы десятого международного научного семинара «Россия, НАТО и США в антитеррористической коалиции. Н.Новгород, 2004. С. 173.
3. Slaughter A.-M. A new order. Princeton and Oxford, 2004.
4. Фененко А. Сети и государства в мировой политике // Международные процессы. 2005. Т. 3, № 1. С. 114.
5. Бородкин Л. Методология анализа неустойчивых состояний в политико-исторических процессах // Международные процессы. 2005. Т. 3, № 1. С. 4.
6. Там же. С. 5.
7. Соловьев Э.Г. Указ. соч. С. 171.
8. Примаков Е.М. ООН: вызовы времени // Россия в глобальной политике. 2004. № 5.
9. Котляр В.С. К понятию «война против международного терроризма»: Аналитическая записка. М., 2005. С. 3.
10. Хрусталев М.А. Диверсионно-террористическая война как военно-политический феномен // Международные процессы. 2003. № 2. С. 60-61.
11. Фененко А. Указ. соч. С. 114.
12. Там же. С. 116.
13. New wars, new laws? Applying the laws of war in 21st century conflicts / Ed. D.Wippman et al. N.Y., 2005. P. 5-6.
14. КотлярВ.С. Указ. соч. С. 8.
15. Там же. С. 7.
16. Aldrich G.H. // The American Journal of International Law. 2006. Vol. 100. P. 497.
ВАРФОЛОМЕЕВ Антон Александрович. Кандидат политических наук, доцент факультета международных отношений Нижегородского государственного университета им. Н.И.Лобачевского.
ЧУМАКОВ Виталий Александрович. Кандидат политических наук, доцент. Начальник отдела международных связей Аппарата Общественной палаты Российской Федерации.
|
